Мать всегда готова помочь подруге

Однажды в дом Инны Игнатьевны пришла Чайка, а затем там свершилась лютая ебля.

Читатель осторожный и брезгливый спросит: «Неужели там действительно ебали чайку?». Читатель более внимательный заметит, что Чайка у нас с большой буквы, так что ебать её вполне можно, ибо она — человек, причём довольно привлекательный.

Если бы вы встретили Чайку на улице, то непременно бы обернулись. Платьица она всегда носила короткие, а более всего любила теннисные юбки гармошкой. Ткань Чайке нравилась воздушная, лёгкая и просвечивающееся.

Также Чайка предпочитала бельё потемнее, ибо его лучше видно под одеждой.

Сексуальная жизнь у Чайки складывалась насыщенной, ибо гнездо её пользовалось большим спросом среди всяких залётных орлов и любивших урвать себе чуток коршунов. Короче, ебали Чайку все, кому не лень.

Любимым делом Чайки было прибухнуть по-цивильному. Можно сказать, что это было её любимым делом после секса, но ради хронологической справедливости надо заметить, что Чайка любила прибухнуть перед сексом. А так как секс у неё случался регулярно, бухала Чайка каждый день.

Впрочем, вид её никак не назвать изношенным. Чайке крайне повезло с генами. Внимательный читатель заметит, что гены у нас с маленькой буквы. Но если мы напишем с большой, то это тоже не будет ошибкой, потому что Чайке везло и с Генами, и с Гришами, и с Георгиями.

Не везло Чайке только с Рафаэлями, потому что Рафаэль — имя достаточно редкое, и в её окружении имелся только один Рафаэль, да и тот — сын лучшей подруги, как раз таки Инны Игнатьевны.

Для нашего рассказа это означает как минимум то, что между Чайкой и Рафаэлем имелась преграда в виде восемнадцати лет и двух подъездов. Иногда Рафаэль помогал Чайке донести пакеты до подъезда, а порой даже говорил комплименты, даже когда та шла домой, стараясь уменьшить амплитуду пошатывания хотя бы до той меры, которая позволит с первого раза попасть в подъезд, а не в обрамляющую его стену.

— Ой, тётенька, какая у вас походка красивая и туфля! — хвалил Рафаэль Чайку, где-то потерявшую вторую туфлю.

— Спасибо, мальчик и за туфлю, и за тётеньку.

— А вам дверь от подъезда не попридержать?

— Попридержи, дорогой, и передай привет маме, — говорила Чайка, засыпая на лавке, а Рафаэль, как настоящий мужчина, продолжал стоять, держа дверь и дожидаясь, когда соседка проспится.

Внимательный читатель, конечно, заметил, что нынешний визит Чайки в квартиру Инны Игнатьевны закончился лютой еблей. Стало быть, Чайке повезло и ей наконец-то присунул Рафаэль?

Может, и так. Но, согласитесь, пока мы этого не говорили, так что основную интригу данного рассказа мы ещё не проебали и продолжим повествование дальше.

Когда Чайка очередной раз пришла к Инне Игнатьевне, та нисколько не удивилась, потому что Чайка в тот момент была трезвая. А трезвая Чайка всегда ходила по гостям, чтобы уйти из них пьяной. Вот если бы Чайка пришла пьяной, тогда бы Инна Игнатьевна, конечно бы удивилась, кричала бы «караул!» и отправилась бы на телевидение, заявив, что её подругу подменили пришельцы.

Однако сегодня всё проходило по стандартному сценарию.

Подруги расселись на кухне, распечатали спиртное. На этом месте должна была быть реклама, но ввиду отсутствия спонсора имеющуюся пустоту мы лучше заполним чем-то прекрасным. Например, портретом Инны Игнатьевны.

Но, поскольку рисовать мы не умеем, а сфотографировать вымышленных людей не получается, придётся этот потрет накидать письменно.

Выглядела Инна Игнатьевна просто ослепительно, если не сказать, шикарно. Одевалась она всегда в глаженное и стираное, голову мыла через день, и ногти делала у специалиста по маникюру. Волосы её спадали на плечи и свисали до задницы, как у русалки. Глаза излучали зелёное синие, словно светофор, говоривший: «Чё, друг стоишь, проходи мимо, пока я не свечу красным».

Дотошный читатель может спросить, откуда это у такой красавицы глаза могли быть красными. Но мы резонно ответим, что если бы вы сами попробовали побухать с Чайкой, то потом бы не задавали подобных вопросов.

Ещё одной интересной чертой Инны Игнатьевны являлось то, что одна прядь у неё имела белый оттенок. Нет, это не осознанный ход и не ошибка парикмахера. Мелирование у Инны Игнатьевны — природное. Если бы мы решили совершить кощунство и обрить Инну Игнатьевну налысо, то узрели бы, что голова её имеет родимое пятно, как у Горбачёва, но только не такое, как у него.

Так вот через это самое пятно и колосится прядь белых волос. Можно, конечно, эти волосы и покрасить при желании. Но при желании и Чайка может быть трезвенницей. Но тогда они станут людьми скучными, и рассказывать про них будет неинтересно.

Чокаясь на кухне, подруги снова заговорили об общих знакомых, посплетничали, позавидовали, позлорадствовали.

— Хорошо сидим, Инна Игнатьевна, — откинулась на стуле Чайка. На самом деле, она, конечно, называла её просто «Инной», но на утро Чайка всё равно ничего не вспомнит, так что можно несколько переврать и, дабы не путать читателя, чуть-чуть украсить их диалог некоторым официозом.

— Да, отлично сидим, Чайка, — тоже откинулась на стул Инна Игнатьевна. Она, кстати, действительно называла подругу Чайкой, ибо её настоящее имя не знал вообще никто.

— А где ваш сын, Рафаэль, Инна Игнатьевна? — хитро сощурилась Чайка. Вообще, ей не было нужды уточнять, про какого именно сына речь идёт, так как у Инны Игнатьевны он был один, а про второго она никому не рассказывала.

Если честно, Рафаэль ушёл, когда узнал, что к ним в гости придёт Чайка, потому что она его конкретно заебала. Но говорить об этом Инне Игнатьевне совсем не хотелось, поэтому она решила заговорить про первое, что придёт ей в голову. К сожалению, Инна Игнатьевна мало чем интересовалась, так что в голову ей не могло прийти практически ничего интересного, и так совпало, что единственная мысль, которая пришла, оказалась ответом на вопрос Чайки:

— А он, уважаемая Чайка, из-за вас решил свалить, погулять часок на тридцатиградусном морозе, дабы сохранить своё целомудрие от ваших посягательств.

Чайке взгрустнулось. Причём взгрустнулось не от неразделённой любви, а из-за переживаний, что Рафаэля на улице задерёт белый медведь, либо парень поскользнётся на льдине и угодит в рыбацкую лунку, где его съест какой-нибудь тюлень, касатка или иной обитатель самых холодных регионов планеты, способный перекочевать сюда ввиду резкого спада температуры.

— Я, Инна Игнатьевна, хотела бы с ним секса.

— Я, признаться, тоже, многоуважаемая товарищ Чайка.

— Вы мне поможете?

— Мать всегда готова помочь подруге.

Так они и договорились. Конечно, то был договор по пьяной лавочке, а потому его длительность сохранялась на время крепкого опьянения. Однако то был срок вполне достаточный для воплощения их коварного плана.

Инна Игнатьевна набрала номер Рафаэеля и сказала:

— Сын, Чайка уже дома, так что ты можешь приходить.

Справедливый читатель спросит, как же так мать дошла до такой моральной низости, что обманула собственного сына? Поэтому спешим в этой ситуации разобраться. Инна Игнатьевна сказала Рафаэлю, что Чайка находится дома, а у кого именно дома, она не говорила. Так что мать не предавала сына, она честная и просто хотела его трахнуть. Вот и всё.

Рафаэль вернулся через десять минут и открыл дверь собственным ключом. Он, к слову, очень гордился, что, когда стал достаточно взрослым и достиг двадцати двух лет, мать начала давать ему собственный ключ, по воскресениям, каждую последнюю неделю месяца, на один вечер.

На самом деле, это была первая собственная вещь в жизни Рафаэля, кроме наклейки с голой женщиной. Но наклейку он от мамы прятал, так что официально обладал только ключом, за что другие дети во дворе дразнили его Буратиной.

Внимательный читатель спросит, какие, к чёрту, дети во дворе, если Рафаэлю двадцать два года? И здесь мы должны будем объяснить, что это сейчас Рафаэлю двадцать два года, а год назад ему был двадцать один, и тогда сын Инны Игнатьевны свободно гулял на детской площадке с ключом.

Другие дети не очень любили Рафаэля, потому что он слишком взрослый и в придачу олигофрен. Возможно, именно поэтому он мог часами стоять, держа подъездную дверь для спящей на лавочке Чайки. Но мы не будем строить предположения и лезть в семейную жизнь Рафаэля и Инны Игнатьевны, а лишь перескажем события того злополучного вечера, когда визит Чайки в их дом закончился лютой еблей.

— Мама! Чайка вернулась, и она сидит за одним столом с тобой, взгляни! — увидел наблюдательный Рафаэль после того, как полчаса просидел с ними на кухне.

— Молодец, Рафаэль! — похвалила Инна Игнатьевна. — Если будешь молодцом и дальше, то я завтра тебе дам снова поиграть с ключом. Только не глотай его, как предыдущие четыре раза в этом году.

Чайка тем временем сделала вид, что уронила под стол сухарик, хотя сухарика у неё не было. У неё имелся план залезть туда и сделать Рафаэлю минет, чтобы его соблазнить.

Но Рафаэль очень хотел получить завтра ключ и проглотить его, потому вёл себя как хороший мальчик. Поэтому он залез под стол первым и нашёл сухарик, хотя Чайка его и не роняла на самом деле.

Придирчивый читатель спросит, как же так это получилось. Мы можем предложить вам целых два объяснения. Согласно первому, фантастическому, реальность — есть проекция восприятия, и волевое усилие способно на материализацию любой идеи в вещественном пространстве. Согласно второму, у Инны Игнатьевны бухали часто, так что под столом всегда валялся всякий мусор, включая сухарики.

— Спасибо, — произнесла Чайка, беря сухарик из рук Рафаэля ртом.

— Пожалуйста! — вежливо ответил Рафаэль, пытаясь вырвать пальцы, обсасываемые Чайкой.

— Ты так похож на своего отца, — заметила Инна Игнатьевна, поглаживая Рафаэля по коленке. — У нас с ним первый раз тоже был тройничок на кухне.

Рафаэль, хотя и являлся олигофреном, прекрасно понял её, ибо знал, что тройничок — это такая розетка на три штепселя. И она действительно могла быть у них на кухне в те годы, когда здесь жил отец.

К сожалению, отец улетел на своём космическом корабле совершать подвиг и до сих пор не вернулся, как сказала мать. Но на самом деле она утаила от сына правду. Отец никогда не летал на космическом корабле, потому что он всю молодость пробухал, а потом пошёл на повышение с безработного до царя и устроился в ближайшую психиатрическую больницу, откуда до сих пор правит ничего не подозревающим человечеством.

Однако если выдать эту тайну Рафаэлю, человечество начнёт что-то подозревать. Отсюда и родилась история про космический корабль.

Рафаэль в свою очередь оставался уверен, что тройничок, если он и имелся когда-то на кухне, пригодился папе на космическом корабле. Ведь космический корабль же надо во что-то включать, чтобы он летал по космосу. Вот папа и включает его в тройник. А на кухне он не нужен. У них же нет космического корабля, правильно?

Он поделился своими соображениями с мамой и Чайкой.

— Правильно, какой смышленый парень, — похвалила Чайка, показывая грудь.

— А у меня есть наклейка с такими же сисями как у тётеньки, — похвастался Рафаэль и посмотрел на маму, чтобы та не наругала за то, что у него есть имущество, помимо ключа.

Но маму больше интересовало не это, а сиськи Чайки, вывалившиеся на стол. Следовало составить подруге достойную конкуренцию. Поэтому мама тоже извлекла грудь наружу и показала сыну.

— Мам, ну мне же уже не двадцать один год, чтобы сосать сисю, — обиделся Рафаэль. — Ты прямо как тот дяденька, который меня у подъезда уговаривал писю пососать.

— И что, ты пососал? — удивилась Чайка.

— Я попытался, но не достал. Скручивался, как мог, но моя пися слишком короткая. Я не достаю. А дяденька назвал меня олигофреном, обиделся и ушёл.

Про себя Чайка отметила, как хорошо, что ещё никто не смог разрушить стену целомудрия, которой окружил себя объект её обожания.

Она бы порадовалась ещё сильнее, если бы знала, что во дворе местная Мальвина пыталась развести Рафаэля на его заветный ключик, показывая сиськи и жопу. Но парень остался непреклонным. Другими словами, сисями его было не удивить и теперь.

Мама пощупала член Рафаэля и с горестью констатировала, что их попытки расшевелить парня пока не увенчались успехом.

— Что ж, тогда я покажу вам пару трюков с бутылкой, — пообещала Чайка и засунула бутылку в рот почти целиком, а потом вынула.

Но трюк заключался не в этом, а в том, что засовывала она бутылку полную, а вынула пустую. Всё же сноровка в алкогольных делах у Чайки превосходила все мыслимые пределы, доступные человечеству.

Впрочем, абсурд абсурдом, а секс реально срывался. Совратить Рафаэля доступными Чайке и Инне Игнатьевне средствами казалось невозможным.

Они перепробовали массу приёмов соблазнения, и приёмов членовредительских, но Рафаэль решительно не понимал, чего от него хотят, пока стонал с заломанной за спину рукой.

Наконец, дамы сдались.

— Знаете что, Инна Игнатьевна, а я предлагаю вам помочь мне иным способом.

— Каким же именно способом, моя горячо уважаемая товарищ Чайка?

— А я вам предлагаю самостоятельно удовлетворить мою потребность в оргазме при помощи оральных ласк. Иными словами, отлижи мне, грёбанная сучка.

Грёбанной сучкой Инна Игнатьевна быть не хотела, но понимала, что, коль взялась помочь, то должна довести дело до конца.

Поэтому она предложила гостье расположиться на столе, а сама, размяв язык и губы, как оратор перед выступлением, потянула с Чайки её джинсовые шортики. Но они упёрлись.

— Мама, ну разве так можно? — возмутился Рафаэль. — Ты же пуговицу не расстегнула и молнией не вжикнула.

Он показал, как надо. И у Чайки всё помокрело. Когда мы говорим всё, то имеем в виду, конечно не вообще всё. Ведь нельзя сказать, что Чайка вспотела сверху донизу.

На самом деле, у Чайки взмокла пизда. Причём хорошенько так взмокла. Трусы пропитались сразу насквозь. Их можно было бы скрутить, и с этих трусов обильно бы закапало.

А второе место, где Чайка взмокла — это глаза. У неё выступили слёзы оттого, что её раздевает этот восхитительный Рафаэль.

Он стянул с Чайки шорты и взялся за чёрные кружевные трусики. Она приподнялась, чтобы позволить ему высвободить полосочку стрингов из ложбинки между ягодицами.

Трусики поехали вниз, хотя неохотно отклеились от киски в месте прикосновения ластовицы. Слишком уж взмокла Чайка.

А Рафаэль удивлённо уставился на её промежность.

— Мама, а у тёти Чайки нет писи! Наверное, она потому и такая мокрая, что у неё течёт непонятно откуда и непонятно куда.

— Ну что ты, глупенький. Просто у тёти Чайки не пися, а хищная, ненасытная, жаждущая хуя пизда, как и у любой нормальной женщины.

Она спустила до колена с себя беленькие трусики и задрала клетчатую юбку, демонстрируя аккуратно выстриженную полосочку волос над выпученными наружу половыми губами.

— И в самом деле, пизда, — удивился Рафаэль, поглядывая то на Инну Игнатьевну, то на Чайку.

Он не знал, что такое пизда, но не хотел, чтобы его считали не только олигофреном, но ещё и тупым. Поэтому он просто принял как должное, что у нормальных женщин есть жаждущая хуя пизда.

Причём он обратил внимание, что пизды у мамы и тёти очень сильно отличаются, хотя и похожи. Например, Чайка всё либо брила, либо страдала облысением, либо у неё вообще ничего не росло. При этом у соседки имелись очень аккуратные половые губы, по которым не удалось бы предположить тот колоссальный пробег, что в реальности имелся у этой ненасытной пиздёнки.

Что касается Инны Игнатьевны, то её пизда так сильно торчала наружу, что Рафаэлю показалось, будто какой-то великан взял маму пальцами за живот и спину и сильно сжал, отчего внутренности подались вниз и вылезли через жаждущую хуя пизду.

— Вы очень красивые без трусов, — отметил Рафаэль абсолютно честно. Ему правда понравилось то, что женщины без трусов не похожи на мужчин. Он даже с негодованием вспомнил, как тот дядя предложил пососать писю. Мужская пися неинтересная, а вот эту бы Рафаэль с удовольствием поласкал. Правда сосать не получится. У Чайки так точно. Там губам не за что взяться.

— Тебе нравится? — спросила Чайка, трогая его напрягающийся хуй.

— Да, очень, тётя Чайка!

— Смотри, как надо! — наклонилась мама над киской Чайки и принялась играть с нею языком, как собака, которая пьёт из лужи.

Чайка прямо сразу прибалдела. Ей вообще редко когда делали куни. В основном мужики приходили присунуть и кончить. Те, что отваживались лизать, делали это очень плохо, хотя требовали, чтобы их впоследствии хвалили.

А вот про куни от Инны Игнатьевны Чайка не могла сказать ничего плохого. Мать Рафаэля действительно знала, что делать и как делать так, чтобы ей это реально нравилось.

— А можно мне попробовать? — попросился Рафаэль.

Ему разрешили, и парень приник к пизде Чайки. Она так возбудилась, что прямо брызнула смазкой на лицо Рафаэля, а он довольно облизнулся и начал елозить языком с двойным усердием.

— Да, тёте очень нравится, — похвалила Инна Игнатьевна, раздевшись догола. — У тёти аж из письки жидкость стреляет. Это значит, что ты всё делаешь хорошо.

— И я пойду завтра гулять с ключом? — отвлёкся он.

— Да, только не проеби его опять, долбаёб.

Вдвоём они раздели Чайку и помогли ей спуститься на пол.

— Сейчас мы с тётей будем сосать твою писю, — предупредила Инна Игнатьева, стягивая штаны, подштанники и трусы Рафаэля.

Толкаясь, словно животные у кормушки, они жадно набросились на его аппарат, устроив небольшую борьбу за право схватить ртом набухающую головку. В итоге член кочевал изо рта Чайки в рот Инны Игнатьевны и обратно.

Рафаэль сперва забавлялся от этого зрелища, а потом ему стало щекотно. Только через пару минут, когда Чайка заползла к нему под яйца, парень ощутил, что происходящее ему нравится. Было несколько стыдновато. Но в этом стыде заключалась особая прелесть. Мама не ругала, она позволяла баловаться с пиписькой, и это так необычно, волнующе.

Внутри возникло приятное щекочущее чувство. Очень хотелось почесать свой стручок обо что-то, но не имелось ответа на то, как именно это сделать. Просто взять рукой и пошкрябать ногтями не помогло бы.

Зато кое-какое удовлетворение Рафаэль ощутил, когда взял Инну Игнатьевну за затылок и стал сам совершать поступательные движения ей в рот.

— А я впервые вижу инцест. Сын трахает в рот свою маму. Как это необычно! — восхитилась Чайка и вновь атаковала ртом яйца парня. Они набухли и подтянулись. Ничего подобного в жизни Рафаэль не испытывал, но доверился двум взрослым женщинам. Они уж точно знают, что делают, и ничего там не сломают.

Он вынул член изо рта мамы и всунул в рот Чайке. Та с огромным удовольствием принялась гонять его между щёк.

Затем дамы постелили Рафаэлю его куртку на полу и сели на него. Мама выбрала рот парня и приказала ему сделать так же, как он делал только что тёте. И он стал гонять языком по её свисающим половым губам. Теребил их с большим усердием и отметил, что мама на вкус более выраженная, чем Чайка.

— А теперь анус! — приказала Инна Игнатьевна и села на язык Рафаэля попой.

Он испугался, потому что считал, что попой на рот — это неприлично. Но ведь до сих пор всё происходящее казалось ему приятным. Так что, может, стоит довериться и полизать внутри дырочки.

Рафаэль попробовал и понял, что попа у мамы вполне ухоженная и вкусная. Не зря же та гладила и стирала каждый день, даже чистые вещи. Видать, следила за собой.

Главное, чтобы она не умудрилась пукнуть или покакать. Такую вероятность никто не исключал, ибо Рафаэль не знал, что за процедуру над ним совершают и чем эта процедура должна закончиться.

Но Инна Игнатьевна не собиралась ни пукать, ни какать. Она лишь кричала: «Лижи меня, собака, лижи жопу, пёс-пиздолиз!». И Рафаэль слушался.

А тем временем тётя Чайка села на его отвердевший член и начала на нём прыгать.

Рафаэлю было немного жалко тётю Чайку, ведь она засунула его писю в свою писю. Ну ладно, не в писю, а в жаждущую хуя пизду. Но в любом случае это должно быть больно. Он однажды подумал сунуть себе в писю палку и потом испытывал боль в течение полугода, пока не решил её вынуть обратно.

Но Чайке, по-видимому, происходящее не доставляло ничего, кроме удовольствия. Она скакала на Рафаэле, как на отбойнике. И, надо отметить, выглядела она очень красиво, с хорошей растяжкой, на корточках. Богатый сексуальный опыт позволял Чайке дарить наслаждение любым любовникам. И даже неискушенный в сексе Рафаэль почувствовал весь шарм этой эффектной дамы.

Чайка и Инна Игнатьевна засосались, гладя сиськи друг друга.

Рафаэль тоже решил поучаствовать и погладил маму по попе. А потом, подчиняясь внутреннему импульсу, хлестнул её по бедру ладошкой.

— Ох, блядь, да, сука! — закричала Инна Игнатьевна.

Они перешли новый запрет. Ведь мама всегда запрещала ругаться, а тут сама материться хуже, чем пьяная Чайка, когда та просыпалась на лавочке, замёрзшая на морозе и обоссанная белыми медведями.

Мысль о том, что все запреты сняты, очень завела Рафаэля. Его член окреп ещё сильнее, чем раньше. И парню стало страшно, что теперь головку просто не вынуть из Чайки. Им придётся вот так вот всю жизнь ходить, соединёнными пиписьками.

Нет, скорее всего, не придётся. Вызовут врача, и он отрежет Рафаэлю пипиську. Потому что отрезать можно только у него. А вторая часть так и останется в Чайке. И, когда он будет писсять у себя дома, выливаться будет у Чайки. И ей будет стыдно перед гостями-собутыльниками. А Рафаэлю придётся каждый раз звонить и извиняться. А он же номера не знает. Это какой-то кошмар.

Но внезапно Чайка смогла соскочить с его члена без каких-либо проблем, развеяв все страхи Рафаэля.

— Ну как, нравится со взрослыми тётями? — поинтересовалась она.

— Ещё бы, тётя Чайка. Очень нравится!

Мама тоже встала с его рта и засосала его в страстном поцелуе. Она творила языком просто невероятное. Он попытался запомнить это всё, чтобы в следующий раз сделать им куни ещё лучше, чем в первый.

— Молодец, Рафаэль. А теперь попробуй нас раком, — предложила мама.

Женщины облокотились на столик, эффектно оттопырив вполне спортивные задницы. Но Рафаэль испугался. Возможно, он и не знал, есть ли на кухне тройничок, но он точно знал, что на кухне нет никакого рака. И если уж женщины хотят, чтобы он всунул им в жаждущие хуя пизды рака, потребуется сходить его купить и сварить.

— У меня нет, рака, к сожалению. Наверное, я его где-то потерял, — признался парень.

— Тогда еби нас уже так! — приказала Чайка.

И Рафаэль послушался. Он пристроился сзади к Инне Игнатьевне и попытался припомнить, как дрючатся на улице собаки. Но поскольку в их регионе слишком холодно и все собаки вымерли, получалось, что Рафаэль ни одну из них никогда не видел. Зато он видел белых медведей и помнил, как двое из них дрючат друг друга. А однажды он даже наблюдал, как один такой медведь дрючит настоящую медведицу.

В общем, Рафаэль смог изобразить нечто подобное на своей маме и пошёл пороть её по-медвежьи. Она застонала на всю кухню, а парень прямо не на шутку возбуждался каждую секунду. Он вошёл во вкус происходящего и не собирался отлипать от неё, хлеща по заду и проникая всё глубже раздувающимся хуем.

Чайка с трудом оторвала Рафаэля от затраханной матери и приказала сделать с ней также. И парень не отказался. Ему даже в какой-то мере было приятнее ебать эту тётю, ведь с ней он контактировал реже, а потому она казалась некоторой экзотикой.

В конце концов, Рафаэль ощутил, что пиписька чешется всё сильнее, и это ощущение удавалось компенсировать только за счёт всё ускоряющегося темпа. Он пыхтел над соседкой так истово, что, будь она металлической, полетели бы искры, а будь деревянной, пошёл бы дым.

Внезапно щекочущее чувство вышло за все мыслимые пределы. А мыслимые пределы у Рафаэля имелись довольно узкие, и он отстранился от Чайки, не зная, как спасать свой хуй.

Машинальным движением парень провёл несколько раз шкуркой, и мощная струя брызнула на лицо повернувшийся Чайки.

— Ой, я не специально! — крикнул парень и отвернул хуй, забрызгав лицо Инны Игнатьевны.

Затем закапало на пол, и женщины, упав на колени, слизали всю жидкость, излившуюся из тела Рафаэля. Он поразился внезапно проснувшемуся в них стремлению к чистоплотности, но не стал задавать по этому поводу лишних вопросов, а просто позволил облизать остатки жидкости со своей пиписьки.

— Вкусненький, — прокомментировала Чайка и стала собираться.

— Так ты мне дашь завтра ключ, мама?

— Посмотрим на твоё поведение этой ночью, — хитро блеснула глазами Инна Игнатьевна и чмокнула на прощание нетрезвую Чайку. — Счастливо, дорогая. И помни — мать всегда готова помочь подруге.